Павел Подкосов: «Книги — это не только бизнес, но ещё и просветительство»

Портал Literatura.today выпустил фильм о том, как работает и что представляет из себя рынок нехудожественной литературы в России.

Цикл интервью с редакторами и руководителями издательств рассказывает, почему они решили посвятить жизнь книгам, как попали на работу и в чём заключается их работа в издательстве, как нон-фикшн пришёл в Россию и какие книги сегодня наиболее востребованы.

Главный редактор издательства «Альпина Нон-фикшн» рассказал, почему выходит так мало книг российских учёных и сколько может заработать на книге автор научно-популярного произведения, о трендах в нехудожественной литературе и поделился, как устроена работа издательства.

Как вы стали руководителем издательства Альпина Нон-фикшн? На кого учились, сразу ли планировали работать в литературе?

Нет, не планировал. Будучи ребёнком, рождённым во время перелома, а я, собственно, закончил школу в 1991 году, при советском союзе, я хотел после школы работать в какой-то гуманитарной области: философия или история. В МГУ поступить не удалось, хотя я усиленно готовился, но в тот год случились конфликты на территории СССР, выделили квоту для пострадавших регионов и проходной бал резко увеличился.
Поэтому я учился на историческом факультете Педагогического университета им. Ленина, где мне нравилось, а потом, спустя два-три года по окончании истфака я закончил психологический факультет.

Ещё в процессе учёбы я начал работать в сфере рекламы — искал клиентов, которым важно о себе заявить, а позже дорос до директора по рекламе в нескольких изданиях.

А с книгами с детства большая любовь, читая классическим образом — с фонариком под одеялом — я, к сожалению, испортил себе зрение, но недочитанная книжка не давала мне заснуть. И я рад, что моё хобби стало для меня работой.

В «Альпину» меня пригласили в 2005 году заниматься рекламой в новом направлении — Fashion books. Это был совместный проект с издательским домом Independent media. Мы выпустили несколько десятков книг, но должен признаться, заниматься мне этим быстро наскучило.

Почему?

Я в то время читал совсем другую литературу, а здесь нам приходилось делать книги про маникюр, прически, гламур и другие легковесные темы. Но это работа привела меня в книжный мир, и мне нужно было время, чтобы осмотреться. Года три я учился делать книги и въезжал во все книжные процессы. Начал ездить на книжные выставки во Франкфурт и Лондон. Там как раз я и учредители Альпины увидели новый тренд, направление нон-фикшн, а в нем научно-популярную нишу.

Мы увидели, что люди все больше читают книги развивающие, которые рассказывают о серьёзных проблемах мироздания, вопросах физики, математики, химии, психологии, истории достаточно простым языком. Нам всем эта история очень понравилась, и мы поняли, что в России на тот момент такой научно-популярной литературы было крайне мало. Мы увидели практически пустую нишу и с радостью в неё влезли с большим облегчением расставшись с женскими книгами, перестав заниматься гламурной литературой.

И рынок, наверное, ждал этого, потому что у нас сразу пошли дела хорошо, несмотря на то что 2008-2009 года были кризисные. Тем не менее серьезная литература сразу оказалась на подъеме, и я для себя сделал вывод, что кризис для серьезной литературы может быть даже полезным, потому что люди в период турбулентности пытаются найти что-то вечное и серьезное, и выйти из кризиса не то, чтоб обновленными, но с новыми знаниями.

Да, я читал отчёт книжной палаты, где прямым тексом написано, что нон-фикшн занимает существенную долю в продажах всех книг и, по сути, последнее время являлся драйвером для роста книжного рынка. На сегодняшний день такая тенденция сохраняется?

Мне кажется, люди по-прежнему интересуются нон-фикшном, но постепенно меняются темы, которые наиболее интересны. На мой взгляд самый пик интереса к естественным наукам — это 2015-2016 года, новых Хокингов и Саганов пока не появилось. Все главные темы физики, астрономии, математики уже более-менее сносно освещены. Но в нейробиологии, например, происходит огромное количество и здесь есть о чем писать и говорить. Это не значит, что нам надо забыть о звездах, формулах или частицах. Но стоит чувствовать момент, когда рынок становится перенасыщенным.

Сейчас мы видим тренд на рост интереса к гуманитарным наукам: лингвистика, философия, антропология, история — это сейчас на пике читательского интереса и будет расти довольно долго. В нашем портфеле с каждым годом появляется всё больше гуманитарных книг, и я думаю, что это надолго.

Как вы отслеживаете эти изменения что находятся на острие науки? Нужно, наверное, глубоко разбираться в теме, чтобы понимать, что такая тема науку двигает вперёд, а это мусорная публикация, не стоящая внимания.

Не скажу, конечно, что я с утра до вечера читаю Science или Nature. Конечно нет, у меня просто не хватает компетенции понимать всё, что там написано. Но какие-то компиляции на российских научно-популярных ресурсах я отслеживаю. Кроме того, вокруг нашего издательства образовалось большое экспертное сообщество. Это очень важный момент.

Я расскажу, как у нас происходит редакционный совет. В течении недели я высылаю участникам какое-то количество книг, мы их смотрим и каждый понедельник несколько часов обсуждаем. Когда у нас не хватает компетенций, мы обращаемся к нашим экспертам.

Большую роль сыграл фонд «Династия», в 2008-2009 годах, когда мы начали с ними сотрудничать. Мы взяли за правило делать научную редактуру, это, кстати, и по сей день отличает нас и ещё несколько издательств (Corpus, НЛО) от рынка в целом. Раньше научная редактура была только в издательстве «Наука», а на рынке массовой литературы делали перевод, литературную редактуру и все — отправляли книгу в печать. А если автор был русский, то просто доверяли его имени и компетенциям.

Сейчас все книги у вас проходят этап научной редакторы?

Ну примерно 90%. Есть книги, которым не нужна научная редактура, например, сейчас у нас вышла книга «Три города Сергея Довлатова», в которой люди, близко знавшие этого писателя, рассказывают о его любимых городах. Если выходит серьёзная книга по естественным наукам, математике, по гуманитарным наукам, то там, конечно, есть научные редактора, независимо от того зарубежный это автор или отечественный. То есть если это научпоп — должен быть научред.

Ну и, конечно, градус качества — это поднимает.

Если говорить о качестве, у нас в редакции две важные ступени: это экспертиза на входе, как я уже говорил, если у редакционного совета не хватает компетенции понять важная ли перед нами книга или какой-то bad science, то мы всегда обращаемся к экспертам. Это может быть, как в виде формализованного действия, как например рецензия, когда учёный пишет нам рецензию на книгу, высказывая своё мнение, стоит ли в России эту книжку издавать или наоборот, что в ней слишком много смелых утверждений, несоответствующих действительности. И это происходит ещё до того, как выкуплены права на книгу.

И второй этап — это научная редактура, которая происходит уже когда все работы сделаны, научный редактор смотрит уже готовый: переведённый отредактированный текст на предмет неточностей с научной точки зрения.

Иногда научные редакторы находят ошибки в западных текстах. Я помню одну книгу по теории вероятности, наш научный редактор нашёл в ней три или четыре ошибки даже в формулах. Мы об это писали автору. Автор поразился уровню нашей экспертизы, потому что на тот момент были выпущены уже итальянский, французский и немецкий вариант этой книги, где эти ошибки прошли, и никто не обратил внимания.

Мы стараемся быть очень внимательны к любому тексту, независимо от того, кем он написан.

Какое у вас примерно соотношение отечественных авторов и зарубежных?

Сейчас, наверное, 40% это отечественные авторы. А начинали мы со 100% переводной литературы.

Да я как раз смотрел интервью за 2014 год, где вы говорили, что отечественных авторов 20%.

Может даже меньше тогда было.

А почему так, как вы считаете?

До какого-то момента российские учёные не очень любили писать научно-популярные книги. Потому что для многих из мира учёного в принципе написание подобной книги — это шаг назад. Популяризация не всем кажется правильной. Потому что есть научное знание и упрощать его подачу не все считают нужным и необходимым.
И, мне кажется, на этих учёных серьёзно повлияло то, что и мы, и другие издательства начали выпускать большой объем зарубежной литературы, которая оказалась невероятно качественной. Она была написана серьезными учёными с большими научными заслугами, но тем не менее они не считали, чем-то неприличным для себя делать тексты не академические, а просто для людей, которые интересуются наукой, как любители, которым эти книги нужны, чтобы понять что-то для себя. Ведь для многих действительно важно знать, чем занимается наука, куда она движется и в каком моменте мы сейчас. И упрощать совершенно не обязательно, а вот рассказать понятно — важно.

Вторая история в том, что до определённого момента в России не было школы научной журналистики. Сейчас научные журналисты появились, они умеют находить данные, они умеют читать тот же Science или Nature, умеют компилировать, умеют структурировать большой объем современных научных гипотез по той или иной проблеме, умеют анализировать.

Известно, что у нас в стране издатели дефицита в рукописях не испытывают, но мне хотелось бы спросить много ли вам присылают рукописей?

Да, достаточно много, и мы всегда их просматриваем. Нам не хочется потерять прекрасную иголку в стоге сена. Но, признаюсь, в самотёке довольно редко попадается что-то стоящее. Поэтому мы прилагаем большие усилия, чтобы искать авторов самостоятельно.

А есть статистика, сколько рукописей, из присланных самотёком, в итоге доходят до публикации?

Может быть 5%. У нашего издательства есть определённая репутация и читатели, и авторы с каждым годом становятся всё более компетентными. Автор сейчас редко рассылает рукописи просто по всем издательствам, он выбирает издательство, в котором у него больше всего шансов издаться, так как его текст близок к тому, что печатает издательство. Когда автор пишет нам, он уже понимает, что мы всё-таки научно-популярное издательство, поэтому случайных текстов всё меньше и меньше.

А как вы сами ищете авторов? Как этот механизм устроен? Например, решили вы издать книжку по квантовой механике, какие будут дальнейшие действия.

Если говорить именно о квантовой механике, я обращусь, например, в Российский квантовый центр, зная, что они занимаются этим вопросом глубоко и серьезно, и, наверняка, среди их сотрудников найдутся те, кто способен написать книжку.

С нашими авторами-учёными есть еще одна не очень приятная проблема в российском книгоиздательстве. Западные издательства могут позволить себе оплатить несколько месяцев работы ученого или научного журналиста над книгой, авторы могут получить грант от научных институций или университетов. Эта практика прекрасно работает. У нас такой практики нет, зачастую ученый просто не может оторваться от своей основной работы по финансовым соображениям.

В России книжный рынок не столь богат. Мы не можем обеспечивать такие гранты, иначе просто книги не будут выходить. На сегодняшний день в научно-популярной нише заработать каике-то серьезные деньги писательским трудом крайне сложно.

А сколько в среднем зарабатывает автор у нас и в Америке? Какой примерно порядок?

Сложный вопрос, я могу сказать именно о той нише, где я работаю. В художественной литературе бывают авансы авторам, которые исчисляются миллионами. В научно-популярной такого, конечно, нет. Даже авансов часто не бывает или они небольшие в районе пятидесяти — ста тысяч рублей.

Конечно, платится роялти от проданных книг, оно составляет 5-15%. Можно сказать, что с каждой книги, автор научно-популярной книги получает тридцать-шестьдесят рублей. С другой стороны, изданная книга открывает для автора много дверей — колонки в изданиях, платные лектории и так далее. Востребованность увеличивается и это тоже важная мотивация.

Это одинаково и для наших авторов, и для переводной литературы?

Примерно одинаково. Хотя топовые западные авторы конечно требуют других авансов. В переводной литературе мы работаем с издательствами или агентами, редко напрямую с авторами, потому что там очень развита система литературных агентов.

А в России вообще есть институт литературных агентов?

Литературные агенты существуют в сегменте художественной литературы, но и там их немного. Мне кажется, наш рынок просто ещё не пришёл к этому. Сейчас в издательстве мы начали сами выступать в качестве лит. агентов наших авторов и стараемся продавать книги наших авторов на запад или на восток.

Есть ли уже успешные кейсы?

Есть, но весь наш рынок только в начале этого пути. У нас получается продавать права на Украину, Словакию, Словению, Чехию. Пока это восточная Европа и республики бывшего СССР. И Китай, там очень интересуются научно-популярными текстами.

С английским языком сложнее. Мы, приезжая на выставки, стараемся предлагать наших авторов, но нам говорят, что английский и немецкий рынок столь огромен (а он действительно на порядок больше нашего), что практически по каждой теме, которую мы можем предложить, у них уже есть свои авторы и их довольно много.

А их не надо переводить, и они обладают некой известностью в стране. В общем поэтому на англоязычный рынок, не только русские авторы, но и испанские, итальянские, немецкие попадают очень редко.

Вы уже несколько раз сказали, что наш рынок ощутимо меньше, а почему, ведь у нас такая большая страна, все что-то читают.

Мне кажется, это иллюзия. Мы точно не самая читающая страна в мире, может люди и читают, но какую-то другую литературу. Много читают художественной литературы. В России интернет во многом выбил почву из-под ног книжного рынка. Сравним даже по тиражам: стартовые тиражи на Западе — десять-тридцать тысяч, а в России сейчас — две-пять тысяч.

Мне непонятно, почему в маленькой Англии книжных магазинов и издательств в десять, а то и двадцать раз больше, чем у нас.

Потому что там больше читают. Хотя это всё взаимосвязано. Там больше читают, потому что там больше магазинов. Там больше магазинов, потому что там больше читают. А у нас очень мало магазинов, очень мало литературных критиков, мало хороших авторов и всё это связано друг с другом.

На ММКЯ проходил форум, на котором обсуждали, что хорошо бы государству подключиться к процессу популяризации чтения. Как вы относитесь к таким инициативам? Есть от них хоть какой-то результат?

Я думаю, что от одной какой-то акции результат будет минимальный. На мой взгляд, лучше бы государство озаботилось поддержкой независимых книжных магазинов и маленьких издательств. Это было бы важнее, чем бросать какие-то деньги на федеральные акции.

А сколько людей обычно работает над изданием книги, кто за что отвечает? Есть ли кто-то кто несёт ответственность, если книга провалилась в продаже.

За то, что книга провалилась в продаже сложно нести ответственность. Если книга совсем провалилась это, наверное, проблема редакционного совета, потому что они не оценили потенциальный интерес к этой книге у читателей. Я считаю, что если мы сделали качественную книгу по всем параметрам: начиная от перевода, научной редактуры, литературной редакторы, напечатали на хорошей бумаге с качественными материалами, то её провал в том, что мы не оценили рынок. Ответственность несёт редсовет, и я лично.

Много людей в редакционном совете?

Восемь-девять человек.

Сколько книг вы выпускаете в год?

Примерно пятьдесят-шестьдесят новинок выходит в год.

То есть книга выходит только после того, как все участники редакционного совета её прочитали, оценили и дали добро?

Да, по-крайней мере ознакомились. Когда мы обсудили книгу на редакционном совете, получили рецензию независимого эксперта о книге с научной точки зрения, мы подписываем договор с автором, у книги появляется менеджер проекта, который ведёт книгу от момента получения рукописи до выхода из печати. Задача менеджера найти книге подходящего редактора, подходящего научного редактора, провести по всем этапам, следить за качеством на этапе первой корректуры, второй корректуры, верстки, дизайна, сделать правильное техническое задание для художника. То есть менеджер проживает с книгой весь период её рождения, в среднем это занимает примерно девять месяцев.

Хотя книгу Стивена Пинкера «Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше», которая недавно вышла, мы готовили два с половиной года.

Ничего себе, а почему так долго?

Потому что там огромный объем. Там требовалась очень серьезная редактура. Там было задействовано много людей, научной редактурой занималась Екатерина Шульман, которая проделала большую работу.

Ну и раз уж мы заговорили обо всех этапах. То, когда книга выходит из печати, и менеджер выдыхает, что всё вышло, работа на самом деле только начинается.

Начинается работа отдела маркетинга, задача которого сделать так, чтобы о книжке узнал читатель. Мы связываемся со СМИ, размещаем отрывки, просим написать рецензии, организуем встречи с авторами, презентации в книжных магазинах, акции на интернет-ресурсах.

Давайте остановимся на этом подробнее. У нас, например, в целом не так много книжных магазинов, насколько активно они, учитывая серьезную конкуренцию на книжной полке, берут новые книги неизвестных авторов.

Здесь уже работает репутация издательства, нам, например, доверяют. Люди в книжных магазинах знают, что Альпина Нон-фикшн какой-то треш не выпустит. Но из-за того, что место на полке ограничено, в какую-то выкладку книга попадает максимум на неделю-две.

Дальше, если читатель голосует рублём, книга попадает на хорошие места на полках, где её видно. Если нет, то куда-то вглубь и её сложно найти.

Но сейчас, мне кажется, довольно мало книг покупается импульсным путём, когда человек зашёл, увидел, купил. Сейчас люди всё-таки осознано приходят в книжные магазины за чем-то конкретным, и даже если читатель не увидит книгу на приоритетных полках, он всё равно уточнит на кассе и найдёт то, за чем пришел.

А какая часть бюджета на книгу, идёт на её продвижение, на работу отдела маркетинга?

Сложно говорить, мы продвигаем каждую книжку. Слава эволюции, у нас их не так много — хватает сил, времени и денег уделить внимание каждой.
Есть минимальный набор: несколько презентаций в книжных магазинах или Zoom, какое-то количество публикаций в соц сетях. Любая книга, любой автор какой-то минимальный маркетинг получит. Мы уделим продвижению больше внимания, если считаем книгу приоритетной для себя, причём по разным параметрам: мы можем верить в её коммерческий потенциал или понимать, что эта книга крайне важна для нашего общества.

Книги — это не только бизнес, но ещё и просветительство. Мы работаем не только ради денег. Это важно, это чувствуют, и наши читатели, и мы сами по-другому не можем.

Можете ли привести несколько примеров книг, которые вы бы к ним отнесли?

Одна из них, например, Кара Сагана «Мир полный демонов». Автор величайший просветитель, астроном. Для нас эта книга важна тем, что она пропагандирует научное мировоззрение и противодействует всё более распространяющимся лженаучным учениям. Эта книга о том, как думает наука и как мыслит человек, принимающий науку. Книга очень важная и встает заслоном на пути мракобесия, которого в нашей стране очень-очень много.

Вторая книга, это «Дневники Джорджа Оруэлла». С одной стороны, издать Джорджа Оруэлла — это кажется, сразу бестселлер. Но когда эта книга на 700 страниц и это дневники за разные годы, это немного другая история. Мы понимали, что у этой книги, в отличие от «1984» или «Скотного двора», аудитория достаточно узкая. Это действительно люди, которые настолько ценят писателя, что готовы это читать.

Да даже феминистская «Миф о красоте» Наоми Вульф вышла у нас как важное для нас высказывание, мы не видели в ней какого-то большого коммерческого потенциала, нам важнее было заявить о своей позиции. Но книга стала бестселлером. Так тоже бывает.

Это были действительно рисковые проекты с точки зрения коммерции, но они нам казались важными и нужными с просветительской точки зрения. И таких книг, на самом деле у нас много.

Это очень здорово, когда издатель понимает, что его функция — это не только бизнес, но и «делать этот мир чуть-чуть лучше».

Да, и всегда приходится балансировать. С одной стороны, мы бизнес, который должен зарабатывать деньги, но с другой, не хочется зарабатывать деньги так, чтобы потом за них было стыдно.

Как вы оцениваете состояние книжного рынка в России сегодня.

Сейчас довольно сложно делать прогнозы, потому что мы не понимаем, что будет дальше с этой эпидемией. Когда в марте всё началось мы, честно говоря, были крайне встревожены, потому что нам казалось, что на таком нервном и тревожном фоне люди читать станут меньше. Даже при условии, что нас всех закрыли по домам и читать вроде бы должны, были прогнозы, что будет совсем плохо.

К счастью, не все эти прогнозы не оправдались. Мы даже по каким-то сегментам выросли по сравнению с прошлым годом. И сейчас, мне кажется, что закончим год довольно хорошо. Но опять же это у нас. У многих других издательств совсем другая ситуация.

Мы довольно быстро сумели переформатироваться и перейти на дистанционную работу. Многие процессы в издательстве автоматизированы, у нас есть издательская система, которой можно управлять из любой точки мира.

Но тем не менее всё очень сложно, потому что, если опять случится локдаун и закроются книжные магазины, я предполагаю, что очень многие из них не откроются уже никогда. И, хотя интернет-продажи растут, книжные магазины крайне важны, потому что человек, читающий бумажные книги, часто хочет их сначала потрогать, посмотреть, полистать.

А в период пандемии на чём авторы и издательства всё-таки зарабатывали больше?

Мы не увидели резкого подъема электронных продаж, в структуре доходов издательства примерно 15% занимают электронные книги. По аудиокнигам тоже не было большого роста.

Как по вашему мнению, будущее всё-таки за электронной книжкой или за печатной?

Я думаю, что будет расти электронный сегмент, но и печатные не исчезнут совсем еще много десятков лет. А книги по искусству или детская литература всегда останется.

А проблему пиратства вы на себе ощущаете, в каком состоянии она сейчас пребывает?

Я думаю, что, как и раньше: сайты, которые блокируются, моментально обрастают зеркалами, и, в принципе, любую книгу можно сейчас найти в интернете.
Но, если взять какой-то поселок городского типа, где-нибудь под Томском, где, придя в книжный магазин, можно найти только астрологию карты Таро или в лучшем варианте Донцову, то иногда гораздо важнее, чтобы люди могли найти книгу в интернете и прочитать её пусть даже таким нехорошим образом. Потому что, когда у них будет возможность, они пойдут в магазин и купят её.

Мне иногда пишут в личку на Facebook, что раньше качали книжки с разных ресурсов, но в кризис решили пойти и все эти книги купить, говорят: «Они мне даже не нужны, я их подарю, но мне кажется, что в такой ситуации очень важно поддержать издательства».

Потому что, понятно, что если все книги будут качать у пиратов, то довольно скоро у издательств не будет средств платить авторам, авторы не будут писать книги и так далее.

С одной стороны, я не вижу в пиратстве совсем уж тотально подрывающей наш бизнес силы, но в то же время, хочется сознательности людей и их понимания, что пиратство потенциально, в долговременной перспективе убивает литературу.

А насколько новый тренд самиздата угрожает модели традиционного издательства?

Пока самиздат (не в смысле музыкальные или контркультурные инициативы) приводит к тому, что выходят книги крайне некачественные по контенту. В них может быть есть интересные мысли, но при этом она не отредактирована, там не было корректора, она плохо свёрстана, её невозможно читать, потому что там шрифты подобраны такие, что глазу больно и страшно, ужасная обложка, которую не хочется брать в руки и даже открывать в метро.

Потом об этой книге никто никогда не узнает, потому что издательство умеет делать так, чтобы о книге узнавали. У издательства есть довольно серьезный набор компетенций, который никуда не уйдёт. Я, например, если хочу купить телефон, я иду в магазин и покупаю телефон, а не пытаюсь сделать его сам. Или, например, сыр можно сделать в домашних условиях, но я же почему-то не делаю сыр дома.

Мне кажется, у издательства есть опыт и знания, как сделать книгу максимально комфортной и для автора и для читателя. В то же время можно начать и с самиздата, возможно какое-то издательство заметит интерес читателей и предложит автору полноценный контракт.

Насколько конкурентен ваш сегмент? Вы чувствуете давление среди конкурентов, например, того же Эксмо?

Сама по себе конкуренция вещь правильная и полезная. И да, сейчас это давление стало нарастать. Потому что довольно большое количество издательств, которые раньше не занимались научно-популярной литературой, увидели, что эти книги востребованы и пошли в эту нишу. И это с одной стороны хорошо, с другой ужасно. Потому что издательства, не обладающие какими-то знаниями этого рынка, не использующие научную редактору и экспертизу, начали гнать вал довольно некачественной литературы. И читатель, который несколько раз попадает на такие плохо переведённые, плохо отредактированные, плохо изданные книги, разочаровывается во всем сегменте литературы. Это плохо.

На вас как-то повлияла ситуация с Республикой?

Конечно, мы, как и все потеряли там кучу денег.

А что с ними будет дальше вам известно?

Ну да, они собираются как-то переоткрывать эти магазины, говорят о каком-то переформатировании. Мы ведём с ними переговоры и пытаемся договариваться.

Это единственная такая торговая компания, которая оказавшись в такой ситуации, требовали какого-то дисконта, отсрочки?

Вы знаете, было несколько таких ситуаций, но мы вроде бы сейчас ос всеми смогли договориться найти компромиссные истории, кроме как с Республикой. Все вроде бы выбираются и, если не будет второго локдауна, то книжный рынок останется более-менее таким же, каким был. Правда рост продаж через интернет будет продолжаться.

А что касается ситуации с удалёнкой, вы же находитесь в Москве и, сначала вернувшись в офисы, сейчас снова были вынуждены перевести 30% на удалёнку. Планируете возвращать в дальнейшем сотрудников в офисы или режим удаленной работы войдет в жизнь?

Конечно, войдёт в жизнь, просто, мне кажется, многое зависит от человека. Кому-то удобно работать дома, и он может быть более эффективен дома, когда не тратит час дороги туда-обратно. Другой по своему психологическому складу, не может дома сосредоточиться и прийти в рабочее состояние, ему нужны офис и коллеги. Мы будем подходить к этому вопросу индивидуально. Если мы понимаем, что сотрудник эффективен, ему внутренне комфортно работать из дома, то ОК.

Какие строите прогнозы, что люди будут читать завтра?

Мне кажется, биология и нейробиология, это те науки, в которых сейчас происходит наибольшее количество открытий, и они, собственно, и будут давать большой пласт новинок и интересных авторов.

Какие проекты вы готовите к ежегодной ярмарке нон-фикшн?

Стивен Пинкер «Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше», это книга, в которой автор показывает, что несмотря на то, что кажется, что всё вокруг ужасно, наш век один из самых спокойных в очень многих сферах. Эта книга — история насилия от древних времён до нашего времени, и она в то же время очень позитивна, потому что Пинкер показывает, что всё же становится лучше и хорошее в человеке и обществе побеждает.

К нон-фикшн также выйдет новая серия книг, составленных совместно с политехническим музеем, в которой также участвуют издательство «Corpus» и издательство «Бомбора». У нас выйдет прекрасная историческая книга «Вьетнам. История трагедии» Макса Хейстингса.

Есть ли авторы, которых вы хотели бы опубликовать, но пока вам это не удалось?

Стивена Хокинга, но он, к сожалению, уже ушёл из жизни. Есть большое количество российских учёных, чьи работы были бы очень интересны, но они пока не готовы писать книги, а российские издательства не могут выделить грант, чтобы ученый оставил основную работу и погрузился в написание книги.

Что для вас самое интересное в работе?

Самое интересное, что каждая книга, которую я открываю, это новый мир, в который я погружаюсь с головой. Все книги разные и поэтому у меня очень насыщенная и разнообразная жизнь.