Интервью с поэтом Владимиром Лузгиным

Автор сборника стихов «Алфавит грешника. Итог» рассказал о работе над книгой, как находил вдохновение и порассуждал о месте поэзии в современном мире.

Здравствуйте, Владимир, расскажите немного о себе. Какая ваша основная деятельность?

Сейчас я пенсионер, а последняя должность — уполномоченный по правам человека Таймырского автономного округа.

Когда начали писать, что вдохновило на творчество?

В четырнадцать лет в районной газете под давлением друга и девочки, отторгшей меня, напечатался первый раз, поучаствовав в конкурсе о Великой отечественной войне:

Они умирали от ран
В промёрзшей забытой землянке,
Вели самолёт на таран,
Бросались с гранатой под танки.

Потом продолжил писать, публиковался, надеялся, но в двадцать три года разобравшись, что пробиваются наверх не самые талантливые, а самые льстивые и подлые, понял, что мои стишки ничем не лучше многих, собрал их листочек к листочку и сжёг. Встал и ушёл, порвав напрочь со всем связывавшим меня с попыткой обрести себя на ристалище сочинительства.

Чуть позже, встретив свою женщину, вообще успокоился и зажил как ни в чём не бывало.

Почему же спустя годы вы вернулись к поэзии?

Сначала Норд-ост и Беслан, а потом окончательно «рокировка» показали, что формируемый, чуждый мне псевдосталинский режим надолго. Пусть в нём вместо ГУЛАГа цифровое телевидение, в роли Берии генеральные директора Первого и прочих каналов, где Судоплатовых, сменили Скабеево-Поповы и вечные Шейнены с Михалковыми, суть власти осталась той же.

Расскажите, как родился сборник стихов «Алфавит грешника»?

Поскольку мои взгляды не находили и, скорей всего, не находят отклика у населения, а молчать я не мог, ибо молчание есть знак согласия, решил высказаться в иной форме, просто по алфавиту расположив своё понимание жизни. Так появились две части всего написанного за последние десять лет, а потом, как итог, сжатое его содержание. Я ничего не прятал и не умалчивал, как и никогда ранее, за что не раз был и бит, и поощрён судьбой или как там ещё её. После чего сам удивляюсь.

Как из корней и суффиксов, из знаков препинания
Строка моя рождается, я сам не знаю как,
Внезапней извержения и самовозгорания,
И беспричинней яростных далёких детских драк.

Из чувства и сомнения, из взгляда незнакомого
Строка моя рождается, ну и, порой, живёт
Понятнее незримого, туманнее искомого,
Вчера — подобно молнии, сегодня — словно лёд.

Порой из сновидения, порой из книжной замути
Строка моя рождается, пульсируя во мне,
Обыденнее жалости и беспощадней памяти —
Как слова три пылающих на каменной стене.

Как читатели оценивают ваше творчество? Какие отзывы особенно запомнились?

Например, писали, что поражает количество используемых литературных приёмов, что стихи пропитаны наивным простосердечием, юниорским максимализмом, а простые вещи описаны порой чересчур витиевато. Писали, что книга вызывает множество разнообразных эмоций, в ней есть места, где можно посмеяться, где-то погрустить, а где-то и задуматься о жизни. А ещё, что чтение книги вдохновляет и к стихам хочется возвращаться вновь и вновь. Словом, преимущественно приятные комментарии. Есть несколько отзывов, которые я даже иногда перечитываю.

Какое ваше любимое стихотворение в сборнике?

Все стишки мои, а значит, как дети — все равны, все любимые, хотя каждый со своими недостатками, которые, конечно, хочется исправить. Но это не всегда возможно. Правда, особенно близки мне, пожалуй, три: «Снова неба голубизна», «Разное. По-разному. О разном».

Как вы считаете, что такое настоящая поэзия Каждый, кто может подбирать рифму, может называться поэтом?

Поэтов у нас, на мой взгляд, три.
Пушкин — представитель обедневшего, но столбового дворянства, принёсший европейскую технику и ставший зачинателем русской литературы, то есть тот мастер, с которого всё начинается, а еще точнее — сердце, с чьим первым ударом начинается любая жизнь.
Блок — интеллигент по рождению и сути, насытил чувственными конструкциями не только плоды своего труда, но и мир принявших и понявших его, сделав мысль равноценной частью поэтического процесса, олицетворяя собой разум и дух творчества.
Есенин — не столько крестьянин, сколько разночинец, фантазёр и гуляка, открыл настежь душу, какая она есть, со всеми её загогулинами и сам стал душой нашей поэзии.

Какая разница, была ли жизнь поэта образцовой, страдали они или наслаждались — бог им судья. Наследие их, пока жива наша планета — тот источник, который питает, должен питать, русло великой реки под названием Россия.

Пусть и явилось потом тоталитарное государство, превратив человека в винтик и заменив русские фамилии на советские (в большинстве определённой национальности). После этого, по настоящее время, когда главным была и есть преданность хозяину, в стране на 99% остались имитаторы, служащие власти и деньгам.

Прочие же, включая меня, просто любители, чёрти на что надеющиеся, никакой роли не играют.
Пусть так, но… ручей к ручеёчку — речка. А буковка к букве — слово, от маленького человечка до человека большого.

Есть мера дозволенного в поэзии?

Не важно, услышат тебя или нет, обвинят ли в переходе черты дозволенного, в оправдании сегодня гонимого, ещё неизвестно в чём; слышащий да не замкнёт уста свои и не устрашится грозящего и неминуемого.

Какую литературу предпочитаете сами?

Мне близки Сергей Кузьмичихин и Иван Мачехин, хотя может просто потому, что я с ними знаком.
Касательно прозы, среди живых — Веллер и Акунин.

Что вы можете пожелать своим читателям?

Желаю всем прожить, как им хочется, с кем хочется, никогда не унывать и ничего не бояться.

---

Интервью было сделано в ноябре 2020 года. 3 декабря Владимир Лузгин скончался.