Интервью с Людмилой Улицкой: «Радоваться — это не то что наше право, это наша обязанность»

Русская писательница рассказала о книге «О теле души. Новые рассказы», значении болезней и радости в повседневной жизни и новой книге, над которой сейчас работает.

 

В «Редакции Елены Шубиной» («Эксмо-АСТ») осенью опубликован сборник прозы «О теле души. Новые рассказы» Людмилы Улицкой. В книге автор исследует тело и душу, не разделяя их, а героев рассказов описывает в состоянии, когда размывается граница между реальностью и небытием, осмысляя философское и гуманистическое понятие «границы».

Здравствуйте, Людмила Евгеньевна, не так давно в «Редакции Елены Шубиной» вышла книга «О теле души. Новые рассказы», а сейчас она для многих окажется особенно актуальна, расскажите, пожалуйста, о ней.

Скажу честно, когда я писала книгу, я не планировала говорить о ней, потому что полагала, что она выйдет уже после моей смерти. Но так не состыковалось (смеётся), я не успела помереть, а книжку сделала.

Книга эта о границе жизни и смерти, о том, что смерть — необходимая составляющая жизни. Без факта смерти мы бы не ощущали счастья, радости, восторга и временности жизни.

На самом деле с годами всё время, естественно, возникает эта тема, которая возникает у каждого живущего человека от мала до велика. Потому что в какой-то момент жизни маленький ребёнок видит первую дохлую мышь и птичку. И это бывает потрясение, потому что он понимает: оно бегало, было живое, вдруг оно не двигается. Это то, что проходит каждый человек. потом наступает момент, когда оказывается, что бабушка, или дедушка, или сосед тоже смертны, то есть кто-то, уже человеческая потеря…

Временность жизни я ощутила и на себе. Десять лет тому назад заболела раком, но пока что всё в порядке, я перед вами живая, здоровая, но… Этот опыт был потрясающий. После этого опыта жизненного я всем моим друзьям говорю: «Болезнь — тяжело. Но в болезнях есть свой какой-то смысл». Потому что, когда тебе эта посылочка, этот звоночек даётся — жизнь конечна, но уже то, что нам предстоит прожить, оно приобретает необычайную ценность. И кроме ценности — вот этот опыт радования.

Честно говоря, по натуре я — человек, совершенно не умеющий радоваться, очень занудливый… Это мама у меня была дивного нрава, она вставала по утрам с улыбкой, скакала, прыгала с 6-ти утра. У неё было радостное принятие жизни, а мне этого не было дано. Должна сказать, что именно опыт болезни меня развернул к этой мотивации жизни радостью.

Радость — это то, что мы обязаны получать. Это наше не то, что право, это наша обязанность. Обязанность радоваться по любому поводу, который справа, слева, сбоку в жизни возникает.

Расскажите, пожалуйста, в книге есть рассказы с личными посвящениями?

Один из последних рассказов сборника — «Серпантин», посвящён Кате Гениевой. Она была директором Библиотеки иностранной литературы, человеком огромной культуры и с дарованием администратора при этом. Вообще-то говоря, она была человеком, который должен был бы быть министром культуры. Её в давние годы приглашали работать в ЮНЕСКО, туда-сюда, но она была дико привязана к своей библиотеке, и это было дело её жизни. Но четыре года назад Катя ушла…

И этот рассказ «Серпантин» посвящён ей, потому что для меня она была и близкой подругой, и это была большая для меня честь, потому что вообще-то у Кати особенно подруг не было. В жизни её работа занимала такое огромное место, что у неё не оставалось пространства для личного, частного общения. Я была этой дружбой в каком-то смысле одарена.

Другой рассказ посвящён Ляле. Это рассказ в сущности никакого отношения не имеет ни к ней, ни к её стихии человеческой. Дело в том, что в прошлом году ей исполнялось 60 лет. И накануне её дня рождения я послала этот рассказ, я его закончила, и он ей совершенно неожиданно понравился. Я ей сказала: «Тогда я тебе его подарю ко дню рождения». Бывают такие формы отношений, когда уже принести цветочки, тем более, что она живёт в другой стране, или бутылку вина как-то мелочно. А этот подарок серьёзный, я бы сказала.

Третье посвящение подруге Тане с благодарностью. Дело в том, что этот рассказ не был бы написан, если бы моя подруга Таня Горина не отвела меня в городе Генуя в одну церковь. Ничего выдающегося в той церкви не было. Но вдруг я увидела маленький текстик, типо «молитва престарелых». Таня мне перевела, и он меня поразил. Потом я сделала его литературный перевод. Весь рассказ построен на этой молитве, потому что мы знаем, что пожилым людям тяжело живётся. Там все аспекты сострадания и понимания тяжести жизни стариков, они в этой молитве сформулированы и призывают молодых понимать эту тяготу и сложность старения.

Поэтому я и написала Тане, потому что, если бы не она, я бы никогда и молитву не увидела и уж тем более не написала рассказ.

В книге описывая атлас души, вы пишите, что это пограничное пространство, которое сложно описать языком: оно и манит, но приближение очень рисковое и опасное. В чём риск, в чём опасность?

Дело в том, что там шаг влево, шаг вправо равняется расстрелу, потому что там рядом такая пошлость живёт. Очень трудно об этом писать, потому что это дико тонкая материя. Красок очень мало для того, чтобы об этом говорить. Слов не хватает, понятий не хватает.

Если у меня получилось продвинуться на полсантиметра в этом пространстве, то я счастлива.

Когда-то у меня было такое соображение, у меня сейчас получится не совсем красивое высказывание. Я считаю, гениальность писательская в том, что писатель проходит в новое пространство. Он находит, те же самые слова используя, такое их сочетание, что он говорит то, что прежде не было высказано.

Для меня в этом смысле самым потрясающим открытием был Набоков, который вдруг мир расширил, потому что он говорит о вещах, о которых мы вообще-то все догадываемся, там есть всякие тонкие вещи, сказать невозможно, слов не хватает. И стыдно сказать не те слова, потому что, если не те слова, то это ужасно просто. Тогда уж лучше промолчи.

Книга содержит нецензурную брань, почему вы прибегаете к ней в текстах, это дань моде, протест?

Во-первых, это мой единственный родной и любимый язык, другого у меня нет. То, что знаю немножко английского не имеет никакого отношения к знанию языка. То, что у нас называется матерный язык, то, что цензура вычёркивает… Я не против того, чтобы её снять, но это, безусловно, он же — наш великий, любимый и родной русский язык. И это одна из его сторон, кстати, гениальная. Я не могу сказать, что я с нежностью отношусь к мату, но тогда, когда он не несёт в общении между людьми злобы, проклятья, то я его вполне принимаю. Он часто бывает включён в шутливый наш язык. У меня с матом нет никаких разногласий… Я не ханжа.

На Западе любимый вопрос, который мне задают: «Как цензура?» Я говорю: «За время моей писательской жизни, у меня один раз одно слово попросили заменить. Слово «блядь» я заменила на «профурсетку», по-моему. У меня лично есть какие-то претензии к сегодняшней власти, но по части цензуры нет.

Нужен ли вам перерыв в работе между книгами? Работаете ли сейчас над каким-то произведением? Могут ли читатели в ближайшее время ждать ваш новый роман?

Я умираю от тяготы романа.

Когда ты влезаешь в роман, с виду ты нормальный человек, вроде, ты общаешься. На самом деле… Живёшь, спишь, просыпаешься, всё время это крутится. И это чудовищно утомительно.

Состояние ужасное. А рассказ написал и расстался с ним, живёшь свободно. Можешь написать следующий, а можешь не написать. А если ввязался в роман, из него выхода нет.
Первые записи романа «Казуса Кукоцкого» появились за 17 лет до выхода. Рождаются герои, темы, причём начинаются именно с мистических путешествий, снов…

Сейчас я работаю со своими старыми дневниками и нахожу следы своих романов, позже написанных. Очень забавно: записи 1978 года, считайте, сколько лет тому назад. Я пишу: «Мне кажется, что я уже готова написать большую толстую книгу о любви… и дальше там поэтическая фраза о том, какую бы книгу я хотела написать. 1978 год. За 25 лет до того, как выйдет тоненькая книжка с рассказами, и за 40 лет до появления первого романа. Роман — это кошмар. Следующая книжка, если она появится с Божьей помощью, будет точно не роман. Рабочее её название файла: «Непроза».