Алексей Степанов: «Я был уверен, что напишу что-то хорошее»

Адвокат, телеведущий, писатель рассказал о романе в стихах «Ярый Жан», над которым работал двенадцать лет, философии и актуальных проблемах затронутых в произведении, поделился книгами, которые по его мнению делают из человека интеллигента.

Алексей, привет. Расскажи немного о себе, как тебя занесло в творческую профессию?

Я по профессии юрист, и начнём с того, что я не считаю юриспруденцию творческой профессией. Хотя многие действительно говорят, что юрист — творческая профессия, но это, к сожалению не так. Я объясню.

Творчество, это когда автор извлекает информацию из некоего мира идей, как Платон писал про мир идей, мир вещей, и материализует. То есть он ничем не ограничен, это приходит из ниоткуда и выкладывается на лист. А юриспруденция в любом случае является зажатой дисциплиной между нормами материального права, нормами процесса, и можно лишь говорить о некой креативности в выборе процессуальных и юридических инструментов, но в любом случае ты органичен.

Да и не знаю, насколько я вообще творческий человек, наверное, просто есть какие-то таланты, которые требуют своей реализации. И вот один из таких талантов — это талант к сочинительству, который я попытался реализовать, так получилась книга.

Как появилась идея написать роман?

Я начал работу над ней двенадцать лет назад. У меня тогда был очень трудный жизненный период, связанный с разными неприятностями, наслоение которых одно на другое вызвало тяжелые невротические состояния.

Вообще говорят, что в период, когда мужчине двадцать восемь — тридцать лет — это такой переходный возраст, когда мы начинаем искать смысл жизни. Или как у Данте: «Земную жизнь, пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу». Половина жизни — это как раз где-то тридцать — тридцать пять лет, тем более раньше меньше жили.
И вот в этот трудный для себя период я задался вопросом: «А как я сюда дошёл?» Стал разбираться в себе, читать соответствующую литературу, мне стали попадаться книги по моему запросу, философские книги. И вот в одной из них, Михаила Ефимовича Литвака, были такие фразы, что «таланты — это, как ангелы», если их не выпускать на свободу, они становятся демонами и постоянно требуют выплеска. Если ты идёшь не по своей счастливой судьбе, а по некоему сценарию, который тебе навязали, то у такого сценария исход всегда неблагополучный: «тюрьма, болезнь, могила», если цитировать книгу. Вот тогда я и задумался, может я чем-то не тем занимаюсь.

Тогда я вспомнил, что мне очень нравилось писать стихи. Я писал их много в юности, по поводу и без повода, когда учился, писал стихи девушкам.

И вот на этом переломном периоде своей жизни я подумал, что следует мне раскрыть именно этот талант. Я понимал, что я сочиняю стихи как минимум неплохо. Хотя на тот момент, я, как у Пушкина, не смог бы отличить ямб от хорей, сейчас то уже могу, я уже изучил эту тему, а вот когда начинал писать, не смог бы. Мало того, я и Онегина-то не читал, я не читал на тот момент Дон Жуана и другие великие романы, которые я мог бы взять за основу своей книги. Это не подражание. Я просто хотел самореализоваться.

Как тогда тебе удался столь гладкий слог «Евгения Онегина»?

Изначально всё было вообще не гладко (смеётся). Я хотел написать совсем другое произведение. Я вообще не думал, что будет роман в стихах. Я изначально, прочитав Джованни Боккаччо «Де Камерон», решил написать что-то похожее. Мир поменялся, действие должно было происходить в Сети, Де Камерон — виртуальный, а герои может быть в чате, может как-то иначе, рассказывают свои любовные истории. Вот такая была задумка.

Мне было двадцать восемь лет, полный организм тестостерона, я хотел эротизма. К тому же я понимал, что в современном мире унылая поэзия просто не зайдёт. Я думал, что мой слог будет, как у Павла Воли на сцене, как стенд-ап в стихах. Это должны были быть десять глав, написанных разными слогами и стилями, например, Пушкина, Лермонтова, Маяковского, Есенина и других.

Чтобы завязать героев я стал писать о Москве. Анализируя Москву, я понимал, что это город — скопище людишек, что люди не живут здесь, а зарабатывают деньги, что здесь ломаются привычные уклады, ценности, меркантильность начинает превалировать над человечностью. И вот первая глава, которой сейчас нет в книге, у меня получалась такая мрачная. А потом я понял, что рассказывать о том, какая плохая Москва, скучно и надо вводить уже героев.

Расскажи, какой в итоге сложился сюжет романа?

Вначале не было никакого сюжета. Был герой, который по моей задумке приезжий в Москву, это кстати, возможно срисовано с меня, потому что я тоже когда-то приехал в Москву. Плюс это очень узнаваемый психотип, узнаваемый триггер, многие сейчас едут в Москву искать российское счастье. Я стал думать, какой он должен быть.

В книге у Литвака я увидел комплекс, называется «лжец». Патологический лжец, когда ребёнок с самого детства обманывает родителей и общество, чтобы быть ему годным. В итоге завирается и приходит к внутреннему кризису. Характер героя я взял именно из этого комплекса. И в течении всего романа герой пытается избавиться от этого комплекса «лжи» самому себе в первую очередь и стать самим собой.

Самое забавное, что изначально книга была насквозь пропитана эротизмом. Если сейчас там осталось только несколько лиричных фрагментов, которые могут вызвать лишь лёгкий румянец у читателей. То когда я издавал первую версию, первую часть, был такой случай…

Я пытался издать её на Родине в Иваново, там есть издательство «Листес». Это очень серьёзные люди, которые работают в государственном университете на кафедре филологии, человек, которому дали мою рукопись править, был мастер слова, к сожалению, я не помню его фамилию, но это человек, понимающий литературу и поэзию. А когда я высылал свою рукопись, я, конечно, выбрал самые удачные фрагменты, и они за неё взялись.

Мы заключили договор, чтобы поправить слог, строку, знаки препинания, и вот проходит время, а они что-то не звонят. А я же юрист, у меня договор, они просрочивают обязательства. Я звоню сам, а девушка в издательстве мне: «да вы…, да у вас там порнуха…, нас тошнит от вашей книги…». Слово за слово, мы поругались.

Закончилось тем, что на меня написали заявление в полицию о привлечении меня к уголовной ответственности за распространение порнографии.

Ничего себе!

Я вам клянусь. Звонит мне мой однокурсник, который работал в том райотделе и говорит: «Ну Алексей, такого я от тебя точно не ожидал! Всего ожидал, но что ты порно, да ещё в стихах распространять будешь — точно не этого!»

После этого пришлось получить рецензию на книгу у одного из московских экспертов, относительно того, что мои описания ничем не отличаются от лермонтовского «Сашки». Им в итоге отказали в возбуждении уголовного дела, они мне кое-как её подредактировали. Я издал первую часть книги, посмотрел на неё и тогда крепко задумался.

Во-первых, не хотелось быть Сизифом, хотелось продолжать и докатить всё-таки этот камень в гору. Потому что, когда ты писал роман три-четыре года и у тебя получилась тоненькая, но книжка, уже входишь во вкус. К тому же уже появился какой-никакой сюжет, появились герои и надо было продолжать историю.

Я начал писать вторую часть, и тогда уже полез изучать предыдущий опыт. Так я ознакомился с «Евгением Онегиным», понял, что в Онегине, в отличие от моего романа, который был написан хаотично, всё уложено в четырнадцатистишия, с определённым порядком рифм.

Я понял, что мне нужно создавать свой уникальный слог, изучил, каким слогом ранее не писали, вплоть до «Оды» Ломоносова, написанной десятистишьями. И вторая часть уже пошла, написана она, кстати одиннадцатистишьями.

К тому же, может быть я повзрослел, то ли с рождением ребёнка уровень тестостерона упал, но содержание второй части стало очевидно более глубоким. Я переосмыслил персонажей, появились философские темы…

Как создавались образы героев, у них есть реальные прототипы?

Ярый Жан, есть такой парень, мой товарищ, в Сочи живёт. Красивый парень, юрист, как большинство сочинских мужчин — ловелас. Особенно в юности, конечно, был, сейчас то он серьёзный уже, женат. Но вообще образ героя — собирательный.

А образ главной героини — это образ современной девушки. Ни в коем случае не хочу обобщать всех, и утверждать, что все девушки сейчас такие. Такие девушки, как стрекоза из басни Крылова. Девушки, приезжающие в Москву ради финансового благополучия и готовые ради него быть содержанками, эскортницами, либо пытаться на них походить. В общем те, кем полон сейчас Инстаграм. Вот Анастасия — одна из них.

Я их клеймлю — дочери Лилит (прим.ред: Лилит была змея, она была первой женой Адама и подарила ему «glittering sons and radiant daughters» («блистающих сыновей и сияющих дочерей»). Еву Бог создал потом; чтобы отомстить земной жене Адама, Лилит уговорила ее отведать запретный плод и зачать Каина, брата и убийцу Авеля), которые не дают ребёнку напиться груди, чтобы она не висела. Они готовы отказываться от детей, отдавать их на откуп няням. Но при всём этом, мне кажется, что Анастасию я люблю больше, чем Жана.

Почему?

Потому что, как потом выяснилось, я прочитал Дюма «Дама с камелиями», так вот Анастасия — она как раз такая дама с камелиями. Она готова любить, умеет любит, но в силу обстоятельств она всё равно содержанка и не может быть счастлива.
Антагонист. Я его тоже собрал из образов флегматичных творческих снобов. Это люди, которые очень серьезные, у которых всё очень серьёзное, они не готовы к новым переменам, к новым связям и контактам, они всегда в себе. В романе я раскрываю причины этого, опираясь на труды Литвака.

На самом деле каждый персонаж основан на комплексах, описанных в книгах Литвака. Я вообще-то не такой наблюдательный, как например, Пушкин. Я брал за основу то, что описано в книгах, просто излагал это стихами.

Вообще, я предлагал Михаилу Ефимовичу издать книгу совместно, так чтобы шёл текст романа, с его научными психотерапевтическими вставками-комментариями. Он, к сожалению, умер, но вообще давал согласие на такую совместную работу. . Я просто слишком долго работал над книгой.

Ты работал над книгой двенадцать лет! Это большой срок, как удавалось не сдаваться и довести начатое до конца?

Да это всё психотерапия, когда на неё подсаживаешься один раз, больше не можешь свернуть с этого пути. Это как некое расследование, ты становишься мудрым пользователем жизни. Это как допинг, хочется больше и больше прокачивать эти навыки и искать самого себя. Если ты когда-то встал на путь саморазвития, ты всё равно пойдёшь по нему, он тебя не отпустит. Ты всё равно пойдёшь по нему.

Работая над книгой, ты сразу знал, что будешь её публиковать?

Да, я был уверен, что напишу что-то хорошее, это я с самого начала знал.

Не тем я занимался все эти годы. Ну то есть, как не тем… но надо было этим тоже заниматься. А начинать писать роман тяжело, когда ты пишешь исковые заявления. Хотя и заявления я пишу, так что закачаешься (смеется), судьи обычно смеются и говорят : «Ты книги что ли пишешь?»

Просто, исковые заявления — это суровая проза… и работая над книгой, я себя не подгонял, я писал тогда, когда появилась мысль по движению сюжета, только после этого садился за работу.

Будем честными, новых авторов издательства берут неохотно, тем более с поэзией, как тебе удалось пробиться и обратить на себя внимание?

Книга зашла через юриспруденцию. Юриспруденция сделала меня тем, кто я есть, то есть более менее известным человеком. У меня есть звёздные клиенты. И вот одна из них — Дана Борисова, когда она издавала свою книгу в АСТ, я с издателем обсуждал её договор. Слово за слово, сказал, что у меня тоже книга есть, мне сказали, как допишете — приносите. Я дописал — принёс.

А как ты считаешь, почему поэзия хуже заходит у читателей, чем проза?

Здесь на самом деле много причин. Жанр себя изживает, но мне кажется, что востребованность жанра зависит от потребителя. Если мы перенесёмся во времена Пушкина, будет понятно, что в те времена поэзии, такой серьёзной русской поэзии было мало… то есть она, конечно, была, но Пушкин не зря считается создателем русской литературы. Колоссом.

После Пушкина прошло много времени, и Пушкин вознёс жанр романа на какой-то недосягаемый уровень, так почему-то считается, что сделать лучше уже вряд ли у кого-то получится. Но те, кто читал Пушинка — дворянство, а это вообще-то очень узкий круг читателей. После Пушкина прошло много лет, случилась революция, и всех тех, кто читал Пушкина, на белом теплоходе отправили в Европу.

Нужно было создавать новую интеллигенцию. Появилась она после войны, и к счастью, сейчас она есть и тоже читает Пушкина, для новой интеллигенции писал Фадеев «Василия Тёркина», Пастернак. То есть потребители есть.

Мы же помним времена, что когда в метро мы заходили, вместо айфончиков люди сидели с книжками и газетами. Вся Москва читала. Если заглянуть в айфоны сейчас и проанализировать, видно, что меньшая часть читает там книжки, в основном листают ленту Инстаграма и играют в игрушечки.

В девяностые годы случился философско-психологический коллапс в стране. Люди перестали верить во что-либо. Люди стали бояться, люди выживали. И поколение, которым сейчас двадцать-тридцать лет рождены в девяностые годы. И их родители не читали уже книги, не до того было. И в «Яром Жане», кстати, об этом много написано.

Эти молодые люди росли совсем в других условиях, в условиях, когда человек человеку — волк, когда женщина ищет не спутника жизни по душе, по сердцу, а ищет спонсора. Потому что мама её так воспитывала, потому что маме нужно было выжить в тот период, потому что мама бросила своего мужа-инженера, который мог ждать месяцами зарплату на заводе и вышла замуж за бандита, или торговца на рынке, или сама пошла торговать на рынок.

То же самое с чтением книг. Если мы на уроках литературы изучали «Евгения Онегина» как проявление жизни, прикладной жизни. Для нас письмо Татьяны было, как проявление высшей любви, нежности, и мы хотели нашим девочка, которые нас окружают читать стихи. То в девяностые стихи нивелируются и уходят в музыкальные попсовые тексты, рэп. То есть потихонечку стих уходит в то, что популярно.

И вот мне кажется, вырождение потребителя стихов вот так и произошло. И сейчас , я, честно говоря, не знаю пишут ли девушкам стихи. Мне кажется, что современную девушку, которой сейчас молодой человек принесёт стихи, в которых изольёт свою душу, это точно не возбудит. Если он к стихам приложит что-то материальное, да, она заметит. Но если без — не зайдёт. Ну, мне так кажется…

И вот современный поэт должен соответствовать нормам времени, люди не хотят читать долго, люди не хотят читать скучно. Люди хотят коротко и весело.

А ты сам читаешь современную литературу? Что предпочитаешь стихи или прозу?

Скажу прямо, я не читаю современную литературу, кроме научпопа. Меня интересуют книги по научно-популярной психологии, книги по медиации. Конечно, я почитывал Пелевина, читал Фаулза, Дена Брауна. Ден Браун мне понравился, мне вообще интересна тематика становления христианской веры.

Я читаю классику, и считаю полезным читать классику. Потому что, если чтение не вызывает размышлений, в этом чтении нет никакого проку.

Классику читаю разную и в стихах, и в прозе. Я считаю, что в первую очередь прочитать надо то, что прочитал Пушкин. Если у тебя нет высшего образования, первые два года, то потом у тебя просто есть диплом. Самое главное в высшем образовании — это философия, логика, литература, история. Вот что отличает человека с высшим образованием от человека без высшего образования. Не специализация, а именно база, которая делает из человека интеллигента.
А в этой интеллигентности Софокл, Еврипид, Марк Аврелий, Гай Юлий Цезарь, Данте и другие. Так римские и греческие авторы, авторы эпохи возрождения.

А можешь назвать пять книг, которые считаешь обязательно нужно прочитать современному человеку?

Давай попробуем. «Если хочешь быть счастливым» Михаил Литвак, потому что она простым языком обобщает всё, что было сделано до этого в психологии и философии, верхушечка базы, которая должна быть в каждом человеке.

Самой величайшей книгой на свете для меня как христианина является Библия, состоящая из Ветхого Завета и Нового Завета. Прочитать надо и тот, и другой. Прочитав Библию, многие для себя с удивлением поймут, что они делают определённые вещи только потому, что это достижения нашей цивилизации. Например, никто ведь не задумывается, что мы не приносим сейчас людей в жертву потому что когда-то Авраам отказался от приношения в жертву своего сына. Это был первый отказ от язычества.

Третья книга — это «Божественная комедия» Данте. Почему рекомендую, потому что это тоже пособие по психотерапии, как человеку выбираться из своих неврозов. Потому что Ад у человека в душе уже на Земле. Если почитать и разобрать описанные грехи, убрать адские краски и применить на жизнь, то поймешь, что от этих грехов человек так же мучается на Земле. «Чистилище» и «Рай» тяжеловато читать, они довольно высокопарные, одухотворенные, но «Ад» нужно прочитать обязательно.

Я бы порекомендовал прочитать во взрослом возрасте «Евгения Онегина» Пушкина, через призму возраста роман воспринимается совсем по-другому, героев и ситуации оцениваешь иначе. И эта книга добавляет душе нежности в наши времена, когда все вокруг ощетинившиеся и озлобленные.

И пятую, наверное, «Фауст» Гёте, для меня это интересная книга, потому что она, как путешествие и борьба с собой. Жизнь всегда борьба добра и зла, здоровья и невроза, и там как раз эта борьба описана.

Ты продолжишь писать книги?

Да, я сейчас пишу сказку про то, как холоп с царём поспорил, в стихах. Это будет что-то типа «Про Федота-стрельца».

Ещё я пишу научно-популярную книгу, она называется «Правовое самбо» об урегулировании юридических споров. Мне нужно поставить точку в юриспруденции, забраться на эту вершину и рассказать, в чём я стал дока за эти двадцать лет.

И, конечно же, я обязательно напишу ещё какую-то крупную литературную форму и, надеюсь, мне уже хватит ума написать произведение, равное «Божественной комедии» Фауста. Если уж оставлять о себе след в истории, с учётом того, что я не написал множества стихов, пусть будет два романа — один развлекательный, как «Ярый Жан», а другой серьёзный. Чтобы потомки знали, что в эту эпоху жил не только Оксимирон, не только Гнойный и Тимати, которые транслирует злобу.

Здесь тоже об этом важно сказать, ведь это стихи, но сколько злобы, ненависти, межличностных конфликтов в этом всём. Почему Оксимирон, потому что он сейчас певец свободы, как в своё время был Цой, как в своё время был Пушкин, который писал о декабристах, сейчас певец свободы — Оксимирон, ну Face.

Но творчество их идёт через призму не свободы, а какого-то рабства. Раб не хочет быть свободным, он хочет подчинять. И когда человек, через призму своей обиды пытается призывать к свободе…. Это как, сами мы делать ничего не хотим, но кто-то в этом виноват.

А поэзия должна быть другой, она должна призывать к светлым и великим чувствам, к переменам.

Но под этим всем в поэзии должен быть призыв к труду, она должна побуждать не на революцию, митинги и кровопролитие.

Я понимаю, что у парня, я имею в виду исполнителя Face, тяжелая жизнь, что он вырос в тяжелых условиях. Я прекрасно его понимаю, я сам вырос в таких условиях. Я вырос в ужасных районах, где до сих пор, по-моему, по подворотням стоит кто-то, кто ждёт с кого можно что-то снять, но при всём этом я пишу другие книги.

В одних и тех же тяжелых условиях одни становятся святыми, другие свиньями, потому что «в горниле страданий выковывается личность», как сказал Виктор Франкл, после того, как побывал в фашистском концлагере.